Если это правда.
Все клетки человеческого организма обновляются через каждые семь лет, то, видимо, за это же время обновляются и соки, питающие наши воспоминания. Недаром я чувствую, что переживания, которые я попытался здесь описать и которые долгие годы оставались во мне поразительно четкими. Теперь, спустя без малого десять лет, как бы начинают меркнуть.
Повремени я еще с десяток лет, и мне, пожалуй, пришлось бы призвать на помощь соединительную ткань воображения. Вместо непрерывной цепи воспоминаний передо мной все чаще стали бы возникать полузабытые моментальные снимки случайный изгиб тела, поворот головы, порой, быть может, мне слышался бы знакомый голос, да и то словно из другой комнаты.
Не думаю, чтобы с течением времени неизменными оставались даже письма, хранящиеся вместе с другими памятными вещицами в каком-нибудь редко выдвигаемом ящике, потому что из них с годами улетучивается самое важное, то, что раньше угадывалось между строк. Мы не в силах повернуть вспять реку переживаний, ведь, влекомые ее течением, мы в минуту наивысшего счастья и не думаем восклицать подобно Фаусту: Остановись, мгновенье! а жаждем лишь одного: чтобы поток мчал нас все дальше, к все более головокружительным водоворотам.
Однако мое сумасбродное я, столь часто поступающее вопреки рассудку, не хочет допустить, чтобы время полностью стерло одно из моих первых душевных потрясений, как не хочет и того, чтобы пробелы в моих воспоминаниях заполнило дешевое воображение. Это-то и побуждает меня порой браться вечером за перо, хотя я вовсе не писатель и не умею выдавать желаемое за действительное, ценить форму дороже самого факта. Что я впрямь уважаю, так это, прежде всего, искренность с самим собой. Пусть кое-кто считает художественной правдой само представление о том, что могло бы произойти, мое правдолюбие не позволяет мне сильно удаляться от источника, от того, что некогда происходило на самом деле. Во всяком случае, я этого хочу.
Я чувствую, что должен неотступно следить за собой, ибо чем нежнее, хрупче и деликатнее становятся мои давнишние переживания, тем сильнее меня подзуживает ирония, спеша вмешаться, спеша вытащить меня из наивности, в которой я увяз и которая, по ее мнению, вредит мне, унижая и делая человеком несовременным.
- Если это правда.
- Твердость духа необходима.
- Меня больше интересуют.
- По странной прихоти судьбы.
- Творческим же он был в том смысле.
- Кто первый окрестил его Эльфенбейном,.
- Мужчине все это не к лицу.
- Я со своей стороны.
- Бурной реакции.
- Нечего смеяться.
- Погляди на эту руку.
- Скажи, разве я не прав?
- А вы сами?
- Эльфенбейн слушал с любопытством.
- Ах, и вы тоже кривите нос?
- Важно лишь правильно подойти к делу.
- Как видно.
- Однажды он зашел ко мне в контору.
- Стало быть.
- Не веришь?
- Словом, я совсем извелся.
- Благодарить за такой пустяк?
- А тут перед нами закон.
- Любить, например.
- Прошу тебя, оставь поэзию.
- Разговор получился серьезный.
- А когда их не видят.
- Вину я целиком беру на себя.
- Это человечно.
- За твое здоровье, приятель!
- Саму суть жизни.
- Ах, любовь это деяние!
- Она побелела как снег.
- Я сел на широченный диван.
- Раудхаммас жестоко ошибался.
- Больше ни слова.
- Что ж, я слушаю.
- И конца этому не видно.
- Подумать только!
- Насколько охотнее.
- Мы уже много лет.